Достоевскому
Гневно строки гремели набАта сильней,
Множа гОря народного всплески...
Посреди Петербурга холодных камней
Пил то горе взахлеб Достоевский.
Стыли будни чернее кипящих чернил,
В унижениях, в сгустке лишений...
Рук преграды раскинув, народ заслонил
Он - распятьем, подобно мишени.
И царизм Человека осилить не смог,
Не сразили и скорби мытАрства:
Ни кандальная глушь, ни дремучий острОг,
Ни посУлы преступного царства,
Ни гора нищеты, ни здоровья провал,
Ни утраты, ни кОзней тенЕта...
Он о судьбах народа душой тосковал
В казематах бесправного гнета.
Что для мудрости - жизни звериный оскАл,
Душу травящий снова и снова?!
Над поруганной Правдой ответа искал
Сын России орлиноголовой.
Как бы ни были гОря морЯ глубокИ,
Но в колодцах дворов тАя тенью,
Верил Он, что пробьются на свет родники,
Наказанием став преступленью.